Читать интересную книгу Межгосударство. Том 2 - Сергей Изуверов

Оба тула перстенвого до сей и далее ланарка, грань покинули сертамины, некоторое о бок по опушке АПЗ-20 (так далее, кто-то обречён только прохаживаться, кто-то сжирать к линии горизонта), престол вскоре гистерезировал. Коловрат остановился не скоро, занялся составлением разночтений, выкладывая из сучьев, немедленно руша дабы возвести новые. Понятно по скупо набросанным обстоятельствам (опушка леса и отставший престол), вскоре должна интригующая в хламиде под колпаком, не преминуло случиться. Вышел из-за дуба, диссимулировал некоторое, мог пронять некоторые из рассуждений. Смотрел на цверга и послушно ждал, не уходя в лес, желая вступить в. Зови ваша милость Яровит. Твоё выучил с третьего. Остановился перед амфиболическим сгустком, молча кивнул, осматривая новоявленную милость. По виду ещё молод. Около тридцати, считать на человеческий, лез на глаза изо всех щелей от ротовой до в метаморфическом слое. Не без шишек от вышины, дистрофичный, широкоплечий, вывеска вне растительности, свежо, мерка разумных, с малой сутулиной, пронзоголубые, соломенные с извивами, восхитительно серым колпаком, твёрдая подбородка, мощная шея торговца квасом. Знаю, имал со мной посвиданкаться, Яровит, неторопливо вдоль опушки. Ну так уж не обольщайся. Решил не трепетать пред пентиментической всеосведомлённостью этого, довлела над собственной внекомпетой, лунное затмение над солнечным. Это само собой. Прошу иметь в виду, копошение в замке, «Лига горлового пения», разлюбезный Каллимах, всё как на стигматированной ладони. Смекаешь? Личность какого рода? – не нашёлся на лучшее. Милость Яровит, довольно чтоб трепетать. Дотошность в вызнавании, приемлю со скрипом, имею и собственное. Что ж тебе надо знать, если ладонь простигматирована до полного исчезания? О задницу какого сарацинского короля разобьётся крестовый кордон, на коий цвергомысль в твоём лице хочет повлиять. Тогда сбрешу если заикнусь, положение дел в Святой земле, участь дракона. Как будто одолжение, не самообманывайся, маленький друг. Лукавить в присутствии как вырождение, могу распознать даже схожее у ежа, но и так ничего не сдвинется. Разуверился в уме, о котором и сейчас среднего. В голове Коловрата: «опутывает», «квазильстит», «мелочь в кармане», «стратегия дальнего действия», «вся правда на хвосте кометы», «криптоминимы будут не интересны». К действительности: не верить ни слову, всё проверять не отходя от кассы, сомневаться в существовании, на каком стороже не будь, слова о среднем резонёре ослабляли защитные. Я крестовые походы не продаю. Могу помочь заполучить в пользование. Не озвучить ли выгоду? Расценивай симеотический каприз. Существам скучно, ввязаться в интригу, пусть и пустяковую вроде твоей. У тебя вообще интрига? Представь, я тяну следующую часть, в соответствие с правилами ведения раскалывания, разработанными Лукианом Прохоровым, ими следовало окутаться и дать понять, что взлетаешь. Растолкуешь сам себе, куда всё прибредёт, сядешь там и напугаешь в ответственный. Мож напрямик услышу? Не скажу, сам не знаю, что знаю. Тогда кого убить? Пронестись в архив и шуровать до потери сознания. Лежит на дне поверхности. Нарушить? Разумеется запрещён, но печаль не моя. Где был бы интерес без труда киркомотыгой? Хоть что имать между проклятий? Не вполне не согласен и не вполне согласен? Деваться нету больше сил, с вызовом без врана и чеки. А вот и сказанная милость: чем ломиться в залы, в оборот Акимафия, пару ухищрений, но чтоб не правила толкования международных торговых и не аферистический фрахт. Квазиправильный квазипуть, если без изысканности. Развернулся к лесу, побрёл между, развивая силой мысли хламиду у ног. Цверг смотрел вслед, фигура не вышла из стереоскопической системы в систему. На бегу мысль о странности «ухищрение», звучит возмутительно.

Ухищрение первое: первые дни пути знаменательны ярчайшим распоясавшимся, норовило залезть в глаза, испражниться в тех чем-то жёлтым, Готффрид. Роговица раздражалась, то да сё, слезилась. Ехал три дня, весь в слезах, провожающая в крестовый рыцаря дама сердца (где встречал таких чувствительных, разве в Робера де Борона). Стало легче, на одной из стоянок добыл раствор, превращался в тёмную корку, это ещё не оно. Погода завязалась скверная, въехал в лес, кроны спасали от светила. Невеликий, через широкий большак, путешествие, большое удовольствие. Скверная черта, тогдашним и теперешним лесам, водились фраппированные разбойники. Участь не миновала. Выкатились на тракт. Молоды, в таком рванье, просто поотмазываться отвратительно, грязь превосходно переходит по вибрациям. Наставили на меня саи, мог затупить взмахом ресниц, принялись стращать. Подавай свой кошелёк, добрый путник, велел один, главарь. Все трое были ущербными. Атаман слишком говорливый, движущая сила часто моргал, без повода открывал рот. Третий беспрестанно головой по сторонам, ожидая явления шерифа с лучниками, столь, окружающее виделось разноцветными штрипсами, бессмысленными как спектр. Я человек с причудами и в кошельке храню лапы нототрем для кондиломного декокта, я, не сходя с мула. Он по-прежнему вас интересует? Ха-ха, главарь. Мы умеем оценить солёную шутку, только это всё равно не спасёт. Раз в кошеле лягушки, подавай нам свои деньги, где бы ты их не хранил. Даже если в эпигастрии? Тут весёлого мало. Отшутился. Я и не шучу. Из бульбуха гаяла раку, неподвластен бикарбонатам и может помещаться в твоём чреве некоторое. Тем хуже. Придётся сперва вспороть тебе брюхо. Какого лешего, негодяи? Разве я сказал, что храню деньги этим? Уточнил сгодятся ли, если оссуарий таков? Ты слишком говорлив, путник и слишком увёртлив. Нам не стоит вступать с тобой, быстрее будет убить и обыскать мертвеца. А если при мне не окажется денег? Какой дурак пускается в путь без денег? У всякого путника есть деньги, эти точные слова я бы выбил на камне своей могилы. Собрался отсмердеть своё? Рано или поздно. Грёбаный философ. А если переверну фидеизм? – спустился с мула, с отвращением приблизившись к, морщась от смрада, шедшего, заглянул в зрачки. Печень у тебя подходящая. Печень в виду печень? Разве не знаешь, печень даже главнее похоти в чреслах? А на счёт сердца? Только насос, качают из-под земли воду для евхаристии и утреннего рефлексивного бодуна. Печень принимает всякую пакость вроде твоего внешнего вида, вида грязных подрясников, что ты отправляешь в себя, всё напускное злодейство по большей части томится. Так что там на счёт послать костлявую на хер, я верю в придворных колдунов. Ещё ничего. Теперь говорю. Могу отсрочить. Да ну? По виду ты как будто чужеземец. Один милый друг привёз мне из Иерусалима несметное сарацинских, носил тогда почти во всякий. По-твоему только чужеземцы способны? Почём мне знать. У нас я покуда об этом не слыхал. Вот, теперь слышишь. Вот именно, что только и слышу. В котором часу переход к делу? Недавно ты собирался вспороть мне брюхо. Тогда я не знал, что ты собираешься послать костлявую на хер от имени нас троих. Не на хер. Я же не притворяюсь правой рукой Господа Бога, которая не ведает, что творит левая. Умею только отсрочить до блевоты. Пока, если солнце не зашло за разум, мы вели разговор только о тебе. Слышь, Илья, что ты с ним телепаешься? А почему нельзя и их посвятить? Хотите до скончания веков грабить на дороге путников? Боишься остаться в одиночестве? Правильно боишься. Долгая жизнь – наказание отсроченного действия, хотя твой мозг слишком напоминает орех, чтоб ты понял это. Будешь одинок и с друзьями. Я тебе не инквизитор, хоть некромансёрствуй, не почешусь. Мож ты и по-гречески читаешь? Не твоего ума. Как я полагаю, не особенно веришь в? Да с чего, эта сборная селянка себя мне под очи не казала. Только не пускай в воздух банальность, поверишь в смутный из молитв, только когда увидишь, твоё выше уже до дрожи сочинителя банально. Ты слишком развязен, путник. Считаешь, что из миллионов людей, ты самый достойный опалить брови в кусте? Моя воля, я бы его и никогда. Так ты и не увидишь. С такой лицезреть придётся разве что Дьявола. Зато на этом поживу вволю, а на том устроюсь черепахой со сковородой вместо панциря. Да нет там ничего. Умер и всё. Не орех, а харчок верблюда-самума. Кое-что там определённо есть. Тулы и машины для ланарков, но это не там. Ланарк это ты и твои друзья-вертопрахи. Все мы ланарки. Всеми нами управляют, если бы ты выбил на своей могиле эти слова, я бы не стал на неё мочиться. Отсрочив, обрублю эфирную пуповину. Я видел, в ремарки Готффрид, разбойник ни на грош, я механический бегемот, а он мой создатель. Соглашается, только бы долгая жизнь, говорит о размышлениях и мечтаниях, может даже я ему снился. Мне не любопытно. Добился своего, негласно торжествовал, сталактиты над сталагмитами. Обернул, он хотел от меня атанасии, а не благодетель. Так этого хотели вы? Просто не сразу скумекал. Мне больше чем им, с высоты прожитых и непрожитых. Темны рассудком, жаждали только денег и крови. Чем больше проживём, тем больше награбим, овладеем сзади многими женщинами и веселье наше продлится до Страшного суда над другими, а танец на заблёванных половицах будет яростен как гераномахия. Так рассуждали, были вполне в своём праве. Я воспользовался в своих ригоризмических. Но в каких? Терпение, кресло оборудовано спуском. Надеюсь наивность покинула в младенчестве? Что тебе нужно? Ваша служба и задние проходы по настроению. Сейчас даю выпить, отпугнёт ваших тулов как фекалии мезозоя мух палеолита. Учу как подкреплять, взамен не кажите рожи из леса, чем на половину суток. Всю жизнь в лесу, как хвоя? Днём где вам вздумается, то есть по опушкам, с наступлением в лес, это не худо отвлечёт внимание. Я не султан, чтоб обещать золотые клетки под распил, с вас довольно будет и этой квазиэльфийской. Сколь долго? Разумеется тысячу лет, это ж герметизм в чистом виде, если будут снится философские камни, попробуйте переместить их в свои почки. Если не угандошат иносторонним вмешательством. И каждую ночь в лес? И молю, отнимите сообразное сегодняшнему торжеству платье. Выучитесь держать в обществе. Грабьте без нарративной брани, убивайте без в ходу филистерских мучений. Отошёл к двоим советоваться. Согласились с пеной у рта, срывающейся от частых кивков. Первое ухищрение. Стальных фляги, масри-тетраэдры. Горлышки и острые, перебранка скомороха и трубадура инфинумы. Суть кастомизационного, ни при каких обстоятельствах не стоять, сугубо лежебочить. До того возжаждали, не усмотрели политического вероломства. Отравленного кокура, во всех замках больше чем воды в колодцах. Изгоняющий эликсир ли? Да, в третьей степени. Что-то ничего такого не дребезжит. Вообразил, тулы встанут пред тобой, плюнут под ноги и растворятся? Не такие узколобые существа-прямолинейки. Не сидят внутри, внушают рефлексии с феморы, чтоб ты, лёжа со стрелой в ливере, до них не дотянулся. Внимание, навострите уши, пить мозговой отвар. Единожды в один синодический месяц или девять раз в десять драконических. Пить все и не воображать, что это водица из ручья или ветер гуляет в ивах. Клептократически-конвенционалистические тулы, не сумеют вмешиваться, чревато гибелью души, в вашем случае изобретению недействующего костотряса, тела и ум, в прежнем ущербном виде, сохраните. Обратная дорога. Не пить, тогда сумеют возвратиться и снова мочиться вам в уши. Иерихонские дудки. Не могу не спросить. Если однажды не вернёмся в лес? Умрёте, разумеется. Пусть каждый прожитый, сверх того, что отмерил канонизатор, а это уже завтра, послужит доказательством. Из осквернённого леса вернулись в комнату башни. Отчего такая неприязнь к чужому вольнодумию, это же не наш метод? Да, тень на каменной стене нависнув руками над невинным полом, беззвучно, зловеще захохотала. Не считайте меня чудовищем, мне лучше знать (да ты просто раствор, сцепляющий все девять Дантовых кругов, а не чудовище). Времена, человеческая жизнь стоила меньше, должны уяснить тогдашнюю континуитетную психологию. Германский король Венцель Люксембургский объявил союз мира, назвав его Эгерским. Города с верхнего Рейна, большие земли как Швабия, Тюрингия, Бавария, сделались участниками. Благодаря исчезло из списков на прокорм несколько тысяч простолюдинов, никто не считал и не замечал. Только они обеспечили бы веществом на сотни. Шестьсот назад, по Европе ежеминутно битвы без ристалищ, вслух и про себя войны, люди раз в секунду. Лазарь и Твртко разбили Мурада I у Топлицы, Тимур подавил восстание в Исфахане, разоряет Армению, Азербайджан и Грузию, швейцарцы и австрийцы друг друга при Земпахе, князь Олег Коломну, Кастильская армия при Алжубаротте, Сербия и османский султан льют ихор на Савровом, герцог Беррийский давит крестьянское тюшенов в Оверни, венецианцы уничтожают хорватский Двиград, тот Тимур жестокостью висельников-сербедаров в Себзеваре, в Париже майотены, забивают их же молотами, турки Софию, землевладельцы в Ширване, Уотт Тайлер в Англии, Тимур Персию, венецианцы топят генуэзский, могу долго. Да не берите на пант. Что, в сущности, тысячи жизней, в сравнении с пониманием человечества почему так светло и почему эдак темно? Понимание и разбойники как-то притянуты. Подозревал, рандеву с хартофилаксом, прочтение, не соединится на коммутаторе. Не мог рассчитывать, родится ещё особь на подобии, равный по часам бдения в эркер-клозете и дарованию отличать капает яд с зубов или струится, дознается где та выставлена на единоличное обозрение. Составлял карту, особенного рода, дастся не всякому утырку, по-настоящему совокупности доброзла, ещё нечто о физической невозможности смерти в сознании живущего. То же самое, только другими унитермами. Не выдавайте сразу всю меткость. Разбойники, дутые острова, оживающие горы, всё воспрепятствовать, помочь, сильнее в коленях и крепче дистальный стул, открыть-выбросить лишние-сведенья-мою-карту. Продолжил рассказ-казуистическую былину, содержащий эксцесс-захватывающих диспозиций.